— Аналитика сообщает, что ко всему прочему наводка была ложной. Никаких способностей к эфирной магии у Виктора Громова не обнаружено, — докладывая начальнику, Гнедой и сам понимал, что вся операция от начала до конца оказалась выстроена на сплошной дезинформации.

— А как же эти выбросы на тренировке? — Певер снова стал задумчивым. — Или новый куратор оказался совсем некомпетентен?

«Точно, — подумал Гнедой, — новый куратор. Вот почему такой неприятный осадок остался от очередного провала».

— Полагаю, всё от начала до конца лишь домыслы, так как Никита Державин в итоге оказался эфирником и теперь носит опознавательный знак «Пяти семей». А попытка вывести нас на Громова вообще выглядит как намеренная дезинформация с целью диверсии.

Только сейчас до командира группы специального назначения дошло, что сначала они охотились за Никитой Державиным и им требовалось лишь подтверждение, что он владеет магией эфира. Печать «Пяти семей» — какое подтверждение ещё нужно? Очевидно, что это именно он стоял за всеми теми выбросами, что им поручили расследовать. Выброс эфира на тренировке? Гнедой был совершенно уверен в том, что если копнуть глубже, то Державин обнаружится и там. Только вот теперь его трогать нельзя. И всё это понимает и Певер, поэтому лишь бессильно шипит.

— Вы считаете, куратор специально нас водит за нос? — поинтересовался начальник Гнедого, и тот услышал в голосе нотки кота, который предвкушает показательную погоню за мышью. — Есть ли какие-нибудь прямые доказательства? Или же только подозрения?

— Прямых доказательств пока нет, но если надо…

— Конечно, надо, — прохрипел Певер, буквально надавливая на каждое слово. — Я не прощаю тех, кто мне доносит ложную информацию.

— Кстати, это именно наш куратор обеспечил Никите Державину возможность миновать казнь, — в голове у Гнедого постепенно складывался пазл, и он совершенно не радовал.

— А вот это уже интересно, — задумчиво проговорил Певер. — Можно что-нибудь на него накопать. Правда, слишком уж незначительна эта сошка. Вот мои распоряжения: все операции на данный момент сворачиваем. За куратором и Никитой Державиным выставить наблюдение. Меня интересует всё, что может быть важным для их дискредитации. Никого не трогаем до особого распоряжения. Как поняли?

— Понял вас прекрасно, — Гнедой вытянулся по стойке смирно. — Если, кроме наблюдательной информации, появятся выводы из ранее обработанных данных, делиться с вами?

— Конечно, — Певер говорил твёрдым голосом, не терпящим возражений. — Загоним их в угол. В свете предстоящих событий это будет даже забавно.

Глава 7

Когда мы вернулись домой, я был выжат, как лимон. Мне хотелось только одного: забраться в свою кровать, приняв перед этим душ. Но нужно было кое-что прояснить.

Я, честно говоря, был уверен в том, что дед после всего им виденного будет атаковать меня вопросами. Но нет. Он молча сидел в машине, задумчиво глядя в окно. А когда мы поднимались к себе на этажи, посмотрел мне в глаза и сказал.

— Меня утомил сегодняшний день. Как ты понимаешь, вопросов у меня много, но они подождут. Мне нужно отдохнуть, посидев вечерок с бокальчиком чего-нибудь покрепче, — он огладил свою седую бороду и улыбнулся. — Заодно обдумаю всё произошедшее и сформулирую вопросы.

— Конечно, — сказал я, раздумывая, посвящать ли Державина-старшего вообще во всё или оставить некоторые вехи своей жизни в тени. — Как сформулируешь, я буду к твоим услугам.

Оказавшись у себя в комнате, я уселся в кресло и закатал рукав.

— Штопор, вылезай, — сказал я вслух.

На моём левом предплечье появился небольшой мохнатый тарантул, спустился на пол и подрос до размеров приличной собаки. Бант из проволоки висел вяло, а все восемь глаз смотрели виновато, причём, часть из них — в пол, а другая — на меня с мольбой о пощаде.

Почему-то мой взгляд прицепился именно к нелепому банту, который мог вызвать разве что ощущение отторжения. Ну никак не тянул этот артобъект из проволоки и арматуры на нечто такое, что могло бы привлечь внимание дамы.

Хотя, откуда мне знать? Я же не паучиха.

«Ты — паук, — в который раз напомнил мне Архос. — И да, это жалкое зрелище ужасает своей неказистостью».

— Не переживай, — поспешил я заверить своего фамильяра. — Я не буду тебя ругать. Я просто хочу с тобой поговорить.

«Но я же так виноват! — всхлипнул Штопор. — Я потерял нить между нами! Я ням-ням чужую магию, и она мне понравилась! Меня пытались взять за поводок, как маленького!»

— Стоп! — мне всё-таки было удобно разговаривать с ним вслух, а, учитывая, что он понимал мои слова, это было удобно вдвойне. Хотя, возможно, он считывал мои мысли, которые я облекал в слова. — Какой ещё поводок? Расскажи подробно, что случилось.

«Когда я был совсем-совсем маленьким, ещё до канализации, меня водили на поводке. На мысленном поводке. Иди туда, бери кушать, возьми это, скажи: „Мама“ и так далее. А потом я потерялся…»

Штопор, судя по всему, забыл, о чём я его спросил и погрузился в воспоминания своего безотрадного детства и отрочества.

— А сегодня-то что случилось? — повторил я свой вопрос.

«Ах, да! Прости, задумался! Сегодня меня тоже попытались взять за поводок и увести. Пришёл сигнал, чтобы я шёл за тем, кто меня потянул. Но я боролся! Я не пошёл!»

— То есть тебя могут у меня увести, несмотря на то, что ты добровольно пришёл ко мне в услужение?

«Нет! Нет! Конечно нет! То есть, да, — он сразу погрустнел. — У нас просто ещё не очень сильная связь. Мы должны её сделать сильнее. И тогда никто и никогда!»

— Никто и никогда что? — я приподнял правую бровь.

«Никто и никогда не сможет влиять на меня! Но я и так сопротивлялся! Я помнил, что у меня есть ты!»

Штопор перебирал всеми лапками, словно от нетерпения. Я понимал, что это, скорее всего, его нервная реакция.

— Ладно, — сказал я, нагнувшись к нему и погладив по мохнатой спинке. — Завтра мне привезут дневник, где я надеюсь почерпнуть хотя бы примерные знания, как нам с тобой прокачивать связь. И сразу же займёмся этим. Чтобы никто и никогда.

«И я всех победю! Всех твоих врагов! А тебя защитю!»

— Хорошо, хорошо, — я подошёл к одному из шкафов с различной мелочёвкой, открыл его и оглядел коллекцию шейных платков. — Подойди-ка сюда, друг мой импозантный.

«Импо… что? — не понял Штопор, семеня в моём направлении лапками. — Это хороший? Я хороший?»

— Да, да. Ты хороший и, самое главное, нужный.

Как человеку, мне нравились платки одной цветовой гаммы, но паучьей натуре во мне совершенно другие. Если бы я хотел сделать человеческий подарок, то лишил бы себя отличного платка, а вот фамильяру бы он ещё и не был приятен. Я взял тот шейный платок, который больше всего нравился моему внутреннему пауку. И Архос одобрил выбор.

— Штопор, — сказал я чуть ли не торжественно. — Примерь-ка, пожалуйста, вот этот платок.

«Ох! Что⁈ Это мне⁈ Эта прекрасная вещь⁈ Это же супер! Все самки будут мои! Это же великолепно! Спасибо-спасибо-спасибо! Я так благодарен! Я счастлив!!!»

От его воплей, раздающихся в моей голове, я даже прищурился. Начинало ломить виски.

— Тише, пожалуйста, — попросил я и повязал Штопору платок на верхнее сочленение правой лапы.

Выглядело это и правда эффектно и красиво.

«Спасибо! — это уже шёпотом, но всё ещё кричащим. — Как я могу отблагодарить тебя?»

— Избавься, пожалуйста, от этого ужасного мотка проволоки. Прошу тебя.

Я ещё хотел поговорить с ним на тему, почему он строил глазки Катерине и не принял ли он её за свою самочку, но Штопор так резво помчался исполнять мою просьбу, что я махнул рукой. Сделал фамильяру хорошо, и ладно. А по поводу всех остальных аспектов, предчувствовал я, нас ждут ещё долгие нравоучительные беседы.

Как-то так само собой получилось, что я внезапно стал опекуном подростка с рвущим его разум пубертатом. Ну что тут скажешь? Ещё один навык в копилку.